Пифия - Страница 21

— Привет, Юль.

Та глянула мрачно и отвернулась. Я не ушла.

— Юль, а что ты видишь в трансе? Я вот — что-то типа холста или недотканного ковра. Нити — это предсказание. Надо подобрать нить, чтобы правильно вплести в узор…

Синельникова помолчала и сообщила окну:

— А Далия говорила, у нее поле с разноцветными цветами. Она выбирала самый красивый.

Я попыталась представить целое поле цветов. Да, такое могло быть только у Далии… Я глядела на тощую шею Юльки: а ведь ей теперь не с кем в Школе и словом перемолвиться — ну, кроме Елизаветы, конечно. С Далией они если не дружили, то хоть часто разговаривали, смеялись даже…

— Юль, хочешь шоколадку?

Синельникова дернула головой, изумленно взглянула сначала на меня, потом на протянутую начатую шоколадку. Спустила ноги с подоконника.

— У меня аллергия!

И пошла, задрав нос, прочь по коридору. Я думала, так и уйдет, гордая, — но Юлька остановилась у своей комнаты и сказала, глядя в пол:

— У меня — шахматная доска. Я должна сделать верный ход, чтобы не было мата и пата, — и быстро скрылась за дверью.

— Чтобы у тебя не возникло излишнего самомнения, Цыпилма, — сказала Мадам, — тебе надо уяснить кое-что. Ты вовсе не уникальна! Твои пророческие способности не превышают среднего уровня истинности, процент ошибок слишком велик, а трудоспособность и ответственность внушают мне серьезные опасения…

Эта речь, видимо, должна была вдохновить меня на дальнейшие подвиги на стезе пророчеств! Главная никогда не читала психологов, которые рекомендуют подбадривать и поощрять человека в его многотрудной жизни — с тем, чтобы он стремился, окрыленный, к новым сияющим вершинам. Мадам признает лишь один метод воспитания — кнут, забывая про пряник.

— Ты можешь спросить меня, отчего же тогда Главный Президентский Оракул так настаивает на личных сеансах с тобой…

Я навострила уши. Мочь-то я, конечно, могу, еще бы кто мне на это ответил! Похоже, Главная тоже испытывала трудности в формулировке ответа: поглядела в окно, сделал глоток из высокого стакана. Мадам всегда пьет только воду.

— Крайне редко формируется пара пифия-оракул, идеально подходящая друг к другу. Насколько тебе подходит Брель, мы еще не знаем, ибо ты работала по-настоящему лишь с ним и со школьным оракулом. И я буду настаивать, чтобы только этими кандидатурами мы не ограничились. Но — к сожалению… или к счастью… это уж как посмотреть, ты для Главного Оракула идеальна.

Ого! Я еще не успела проникнуться и насладиться звучанием этих слов, как Мадам не замедлила капнуть яду:

— Хотя в этом нет никакой твоей заслуги.

Шесть за, семь — против.

Семь против, и никак иначе…

"Три осколка прошлого", как называл их (и себя) Матвей, в который раз, словно пасьянс, раскладывали карточки с именами пифий.

— Сколько у нас в запасе? Еще пара дней?

— Да, времени мало осталось…

Елизавета заворожено следила за ловкими пальцами Мадам: как в давние-давние школьные годы, когда у Главной еще было имя, и они раскидывали карты на судьбу и королей…

— Ты говорила с ними?

— Да. И не раз.

— И что?

— Они даже не колеблются. Я… — директриса помедлила, прежде чем признать это. — Я потеряла на них всякое влияние.

— Это просто заговор какой-то!

— Ну-ну-ну, — вмешался оракул с привычной усталой насмешкой. — Вы, мои девочки, не главы какой-нибудь политической партии, не забывайте! Гордитесь, что вы вырастили таких сильных и умных пифий. И смиритесь, наконец, с поражением.

Елизавета с досадой отмахнулась. Мадам смешала карточки.

— Завтра попробую еще поговорить с Галиной. Она всегда была разумной девочкой.

Семь против, и никак иначе…

Ну это мы еще посмотрим!

— …Стоп! Остановитесь!

Я слышу возмущенный писк Елизаветы:

— Вы что?.. Вы что себе позволяете? Что вы делаете?!

— В чем дело? — это уже Матвей.

— Немедленно прекратите сеанс!

Я еле-еле, нехотя раскрываю тяжелые веки. Народу неожиданно много. Они кучкуются вокруг площадки, оттесняя наставников в сторону. Слышу, как падает жаровня — вот дураки-то, уронили, еще пожар в классе устройте!

Надо мной склоняется Главный Государственный Оракул. Тормошит за плечи, хватает цепкими пальцами за подбородок, вглядывается в глаза:

— Ты как? Цыпилма, как ты себя чувствуешь?

— Добрый день… — сонно бормочу я.

Оракул, не оборачиваясь, приказывает:

— Доктор, посмотрите! Быстро!

— Ну-ка, ну-ка, что тут у нас? — передо мной возникает пожилой мужчина. Все время, пока он считает мой пульс, меряет давление, заглядывает мне в рот и оттягивает веки, Оракул стоит неподвижно рядом, точно часовой. За стеной людей, окруживших площадку, продолжает возмущаться Елизавета. Матвея не слышно.

— Состояние соответствует начальному вхождению пифии в транс, — наконец объявляет врач. — Никаких особенностей не нахожу.

— Благодарю. Проследите, чтобы собрали все содержимое жаровни — когда остынет. Анализ cito.

Я сажусь, Оракул поспешно помогает мне, придерживает за ватные плечи. Говорят, прерванный транс — как прерванная беременность. Организм требует продолжения и мстит. В моем случае — неудержимым головокружением. Кажется, меня сейчас даже стошнит, хотя и нечем; я, по всем правилам, не завтракала…

— Что здесь происходит?!

Темная стена из людей раздвигается, пропуская директрису, и вновь схлопывается. Брель даже не оборачивается к Главной, небрежно так бросает через плечо:

— Все в порядке. Ситуация под контролем.