Пифия - Страница 29

…Арка заканчивается глухими металлическими воротами. Как может арка заканчиваться воротами? Тут нет даже мусорных бачков, чтобы спрятаться.

Потому что дверь джипа распахивается.

…Главный Оракул стоит, привалившись боком к исписанной черно-красными граффити стене, и шарит рукой по одежде. Я думаю, он опять ищет телефон, чтоб позвать на помощь неведомого Мика, но Брель вытаскивает пистолет. Когда я пытаюсь выглянуть, оракул с силой пинает меня, и я врезаюсь спиной в ворота. Такой грохот!

Я даже не сразу понимаю, что грохот вовсе не от моего падения, а от выстрела.

…Скорчившись, прижимая руки к ушам, я смотрю, как Оракул делает неровный шаг к выходу из арки, перекрытому нагромождением двух машин, снова подымает руку с пистолетом — и опускает…

Я убираю ладони и сквозь гул в ушах слышу:

— Сергей, где вы там? Брель!

…Он зачем-то смотрит на часы — проверяет, за сколько минут прибыла помощь, что ли? — металлический браслет цел, а осколки циферблата ссыпаются на асфальт.

— Противоударные… — говорит Сергей.

Я стою на коленях и кричу на Главного Государственного Оракула:

— И что?! Это все стоит вашего Большого Пророчества?

Он, морщась, трет висок. Бормочет:

— Надо было, действительно, в танке…

Пропасть, пропасть, пропасть… Переставить ударение и получится глагол — с тем же смыслом. Как тут можно выбрать хоть что-то?

Я скользила вслед за своим оракулом. Долго, долго, слишком долго, остальные, наверное, уже давно вышли из транса… Оракул, наконец, остановился, наклонился, а потом присел на корточки. Не нить, а росток, жалкий, тонкий, вялый росток, лишь намекающий на возможность благоприятного — для нас — исхода. Я выпрямилась и посмотрела вдоль линий координат. Бесполезно. Чернота и труха. Нити рассыпались не то что от прикосновения — от самого моего взгляда. Даже оракул понимал это, потому что упорно не вставал с колен возле единственного гибнущего ростка надежды; глядел на меня с ожиданием.

Нет, сказала я ему и повернула назад. Нет, невозможно, немыслимо. Без-на-деж-но.

Черные нити моего предсказания, моих бессмысленных ответов сплетались передо мной в прочную сеть, не пускающую меня в действительность. Сеть поддавалась рывкам, рассыпалась — и вновь и вновь сплеталась во все более прочную, все более мрачную стену, из-за которой нам предстоит выглядывать наружу, в красно-черный ужас будущего… Как он не понимает? Как он…

Я разорвала кровоточащими пальцами еще одну сеть — но следующая — более высокая, более прочная, преградила мне дорогу. И все это делает оракул, мой оракул!

Тогда, не помня себя, я повернулась — я сдвинулась за это время лишь на десяток сантиметров — и полоснула его по лицу ногтями…

Главный Оракул прижимает руку к щеке. Я уверена, что из-под руки сочится кровь, да и он, кажется, этого ожидает — отнимая ладонь, Брель смотрит на нее. Но на лице только утренние ссадины.

— Дерущая когтями… — шепотом говорит он. — Твое имя. Да, так…

Я оглядываюсь. Я опять болталась в трансе дольше всех. Журналисты тоже тут как тут — ну да, я последняя, и сейчас Главный Оракул должен объявить итоги Большого пророчества.

Я не могу взять в толк, что за знаки делает мне Матвей, но когда он еще и беззвучно артикулирует, понимаю и вздрагиваю — шесть на шесть. Шесть — за, шесть — против.

Мое предсказание оказалось решающим.

— Итак? — звучным голосом осведомляется Президент.

Брель все смотрит на меня исподлобья — без его привычных тонированных очков я впервые разглядела, что вокруг зрачков у него золотисто-карие крапинки. Отворачивается. Спина оракула прямая, плечи развернуты. Голова склонена, словно Брель ищет пророчество на полу у своих ног.

— Ну? — уже нетерпеливое.

Я очень четко вижу обращенные к Сергею лица, все до единого: внимательные глаза, полуоткрытые рты, протянутые микрофоны и диктофоны. И еще слышу тишину — не бывает такой, когда в одной комнате одновременно находится несколько десятков человек.

Главный Оракул поднимает голову. Голос его, как всегда, негромок, но и этот голос ударяет по нервам:

— Пропасть ждет, улыбается пламенной пастью. Пламя лижет канат, на котором танцуешь. Канат выгорает. Шаг — туда — без надежды. Возврата.

Пауза. Обычно звучный голос Президента сейчас тих и неприятен — ножом по стеклу:

— И что это значит, господин Главный Оракул? Это значит…

— Не-е-ет! — ликующе вопит кто-то из журналистов, и все словно просыпаются — шум, вспышки, толкотня. Не обращая внимания на этот бардак, Президент шагает вперед, к своему Оракулу. Кажется, он готов его ударить — часть журналистов кидается чуть ли не на колени, чтобы заснять историческую бойню. Но Президент говорит только:

— Вот так, мальчик. Ты только что просрал свою карьеру.

Ей-богу, он говорит именно это, и несколько десятков газетчиков и телевизионщиков записывает и снимает его слова.

Как и ответ Сергея:

— Вы тоже, господин Президент.

Президент поворачивается и скрывается в толпе, распихивая ее с помощью локтей и охраны. Стая журналистов налетает на Бреля, тот отшатывается — то ли с непривычки, то ли от того что у него кружится голова. Прислоняется к постаменту, скрещивает на груди руки. И молчит. Вопросы отскакивают от него, как пули от бронированного автомобиля. Если и остаются следы-ссадины, их пока не видно.

— Как вы прокомментируете слова Президента?

— Значит ли это, что он ждал от вас определенного пророчества?

— Связано ли ваше опоздание с перестрелкой и столкнувшимися машинами в районе Старой площади?